Перевод с иврита - СДВГ мама
Посредине Африки, в одном большом поле стояла высокая и немного кривая пальма.
Как-то утром в тени этой пальмы стоял птенец страуса. Он стоял там вдали от остальных птенцов один, погруженный в свои мысли. Все страусята были так похожи друг на дружку, что надо было дать им имена. Но имена, которые им дали, не были обычными именами, такими как Никифор, Прасковья, Аполлоний или Дарья. Совсем нет. Их именами были числа.
Когда первый птенец вылупился из яйца, мама похлопала его по голове и сказала: "Привет, ты – Первый. Запомни: Первый!" И первый птенец пропищал за ней: "Первый". Когда второй птенец вылупился из яйца, мама похлопала его по голове и сказала: "Привет, ты – Второй!" И второй птенец пропищал: "Второй". И так далее – до Восемнадцатого. И все было хорошо.
Все птенцы были похожи друг на дружку, но все таки никто ни разу не ошибался. Иногда, например, можно было услышать, как Второй и Шестой зовут: "Восьмой и Тринадцатый! Скажите Седьмому и Пятнадцатому, что Десятый и Семнадцатый ищут Третьего и Девятого. Позовите также Одиннадцатого. И Шестнадцатого!"
Все восемнадцать птенцов были милыми, вежливыми и внимательными, и все прилежно учились – все, кроме Двенадцатого.
Двенадцатый был другим. Все его братья и сестры уже умели аккуратно есть и пить воду, не кашляя, прятаться, когда мама издавала клич, предупреждающий об опасности. Они уже умели находить еду и различали разные запахи пищи и даже цветов.
Только Двенадцатый не мог научиться этим вещам.
Когда он шел со всеми, он мечтал и думал о другом – например, о том, что запах осени не похож на запах опасности или на запах жирафов. Или же думал, как помочь той бабочке, которая все время чихает. Или прислушивался к беседе двух комаров и понимающе улыбался:
- Да?
- Возможно.
- Почему?
- Так надо.
- Верно.
- Когда?
- Ладно.
- Вместе?
- Хорошо бы.
- Приятно...
- Конечно.
- Еще?
- Почему бы и нет?
- Спасибо.
Иногда Двенадцатому хотелось научиться тому, что его братья и сестры уже знали и умели, но у него просто не получалось! Его мама почти все время жалела и попрекала его. Однажды, когда он отстал и остался позади, мама позвала его и сказала: "Ну, Двенадцатый, что ты там делаешь?"
"Я смотрю, как растет этот цветок..."
"Позор мне и моим перьям! – горько воскликнула мама-страус. – Почему ты не идешь вместе с нами, не слушаешь и не слышишь то, чему я учу всех?"
"Мама, когда я иду с вами, я слушаю, но слышу другие вещи..."
Потом, когда мама-страус учила всех малышей нюхать и находить божьих коровок для еды и глотать малюсенькие камушки, Двенадцатый снова остался позади.
"Что на сей раз, Двенадцатый? – вздохнула мама. – Что ты делаешь?"
Двенадцатый стоял на краю зеленого камня и принюхивался вокруг себя.
"Я слышу, что кто-то спит, - сказал он. – Спит и видит сон!"
"Позор мне и моим перьям! Что с тобой будет? Твои братья и сестры уже умеют почти все – все! А ты?"
"Извини, мама..."
"Но почему? Почему ты не учишься, как все?"
"Может... может, ты учишь их большим вещам, а у меня маленькая голова... может быть?"
"Нет-нет-нет! Ни в коем случае! Ты обязан учиться! Если ты не будешь учиться, то не будешь знать, а если не будешь знать, тогда... тогда... Позор мне и моим перьям!!"
В другой раз, когда все повторяли урок, которому мама учила их, – копать ногами песок, – Двенадцатого снова там не было. Он был в стороне. Далеко. "Что с тобой? Что ты делаешь, двенадцатый?" – спросила мама.
"Мне улыбнулась одна лягушка. Она сказала, что научит меня петь все ее песни, только вторым голосом..."
Когда Двенадцатый увидел, как огорчена его мама, он тоже огорчился, а потом улыбнулся, но это не помогло.
И тогда братья и сестры стали называть его именем "Двенадцатый Тук-Тук". Они сказали: "Если постучать по его голове, то слышно 'тук-тук', потому что в его голове пустота! Внутри ее ничего нет... только тук-тук!"
Двенадцатый улыбался. Однако внутри он чувствовал печаль и обиду за то, что все думали, что его голова пустая. Он-то знал, что в его голове полным полно мыслей – просто это были не те мысли, которые хотела мама, чтобы были там.
Это были его мысли.
Шло время, птенцы выросли и уже не были птенцами – они стали маленькими страусами. Все были похожи внешне, все подражали поведению взрослых страусов, которые по сути подражали друг другу...
Только Двенадцатый Тук-Тук остался таким, каким был. Он остался другим. Он так и не научился ничему из того, что знали его братья и сестры. Иногда ему было очень грустно, и он всем сердцем хотел быть, как они, но не знал, как. Он был таким же большим, как его братья и сестры, и даже чуточку больше их.
Он всегда шел с ними, но в стороне...
И так, когда они научились быть хорошими обычными страусами, большую часть времени занятыми поисками пищи, Двенадцатый беседовал с деревьями, пел в квартете с тремя хамелеонами, помогал пауку, который потерял одну лапку, и чесал спину олененку там, где тот не доставал сам.
И вот настало время, когда молодые страусы должны были расстаться и пойти каждый своей дорогой. Они попрощались с мамой и папой, друг с дружкой и разошлись.
Двенадцатый тоже направился в свою сторону. Мама озабоченно взглянула на него и долго шла за ним вслед. Вскоре она услышала, как он беседует с носорогом, у которого был немного поломан рог. Она прислушалась, но не поняла их беседу.
- Птички сегодня грустные.
- Как-то я шел под солнцем и не было тени.
- В каждом уголке есть улыбка.
- Жаль, что в джунглях нет игрушек.
- Надо все же убегать потихоньку.
- Как ты себя чувствуешь сегодня?
- Оранжево.
Мама-страус печально взмахнула крыльями и ушла.
Долгое время Двенадцатый был странным и чудным. Так считали все. Но он шел своей дорогой. Он везде открывал удивительные вещи: он обнаружил, например, что есть цветы, которые испускают два разных запаха. Что когда ночью грустно, свет луны поглаживает. Он слышал, когда идет дождь, земля шепчет: спасибо... А когда ломают ветку на дереве, оно кричит: мне больно!
Он слышал и понимал шепот вечерных ветров и умел представлять разные вещи, которые потом действительно происходили...
Но рассказывают, что со временем Тук-Тук научился делать и все то, другое, что делают все обычные страусы. И все таки иногда он все так же поет с лягушками по ночам, слушает, как земля разговаривает с дождем, и смотрит, как распускаются цветы. Теперь он папа-страус. У него и у мамы-страуса девятнадцать прелестных и пушистых, как вата, птенцов. И все всему учатся – все умные, и вежливые, и веселые, и похожие друг на дружку.
Все – кроме одного.
